Человек и общество - социальные связи и русский культурный архетип

Перемещение центра Русской земли в Северо-Восточную Русь, татаро-монгольское нашествие привели к деградации Киевской цивилизации. Уже Андрей Боголюбский олицетворял собой отрицание язычески праздничной киевской культуры и становление нового типа социальных связей и нового типа культуры. Наступала пора молитвенного уединения и московской медлительности жизни, заботы сосредоточились на государственном строительстве, а поэзия и мысль принизились. Проявления духа не были крикливыми, молчание сопровождало любые потрясения в жизни людей (А. Леонтьев). В 1174 г. Андрей Боголюбский был убит своими приближенными. Сам факт убийства свидетельствовал о том, что княжеская власть уже к этому времени приобрела явно выраженные монархические черты, что на смену достаточно демократическим отношениям между князем и дружинниками пришли отношения типа «государь-подданные». (Убийство князя это уже своеобразный дворцовый переворот, ибо равные не убивают, а «изгоняют», убивают только слуги.)

Б XIII в. термин «дружина» вообще исчезает, уступая место слову «двор». По иному уже воспринимается и сам князь. Если в литературе Древней Руси воспевались добродетели князя как «первого среди равных», то в XIII в. мы уже сталкиваемся с открытой апологией княжеской власти.

Таким образом, уже накануне татаро-монголь-ского нашествия в Северо-Восточной Руси стал складываться альтернативный тип социальных связей, министериально-подданнического характера. Министериалитет — это служба недоговорного характера, при которой слуга находится в прямой и безусловной зависимости от господина.

В победе нового, министериального типа социальных связей в России большую роль сыграл татаро-монгольский фактор. С одной стороны, русские князья в условиях татаро-монгольского ига сохранили власть, свободу действий внутри страны, но с другой великий князь назначался ордынским ханом. Великий князь должен был оказывать хану внешние формы почтения, которые по русским меркам были просто унизительными. Отношения подданничества по линии хан великий князь постепенно распространились и на всю систему социальных связей русского общества и стали господствующими в XIV -XVII вв.

Становление министериального типа социальных отношений сопровождалось и изменением ментальности и нравственности русского человека. Во-первых, на основе подданнического типа социальных связей сложилось и особое представление о поведении человека в обществе. Оно стало оцениваться и в общественной, и в частной жизни с точки зрения выполнения им своего «чина», то есть в соответствии с его местом в социальной иерархии. Сложилась и особая, холопская психология и нравственность, безответственно-пренебрежительная по отношению к своим подданным ирабски-уничижительная к своему господину.

Формирующееся в XIV XVI вв. русское общество было социоцентричным. Человек в таком обществе поглощен социумом, что не означает, однако, наличия между индивидом и обществом непримиримого противоречия.

В таком обществе существует особый тип социальных связей и мышления, при которых человек не осознает себя личностью, и поэтому для каждого человека в этом обществе существует только одна социальная ниша и доминирует стремление «быть как все».

Человек социоцентристского общества идентифицирует себя с социумом. Поэтому часто на этой основе говорят о коллективизме как характерной черте культуры русского человека. Однако совместная деятельность не всегда является коллективной. Подлинный коллективизм основан не только на сотрудничестве и взаимопомощи, но и признании ценности как коллектива, так и личности, осознающей себя частью этого коллектива и связывающей результаты коллективных действий с собственной деятельностью.

Русский же человек, втягиваясь в совместные действия, которые лишь внешне обставляются всяческими коллективными ритуалами, никогда не может претендовать на то, чтобы его личное мнение и участие практически что-то да значило. Поэтому коллективизм русского человека это миф. На самом деле мы сталкиваемся с псевдоколлективизмом, то есть лишь с имитацией «групповой сплоченности», маскирующей на практике иной тип социальных связей и социального управления, основанных на властно-принудительной социальной организации общества, эксплуатирующей развитое чувство конформизма у русского человека.

Надо сказать, что в псевдоколлективе конформизм является его атрибутом, порождающим очень сильные адаптационные возможности, такие, например, как у русских людей, которые в период становления культурного архетипа в XIV XVII вв. обнаружили удивительную способность молча приспосабливаться к самым невыносимым условиям существования, вызванным и татаро-монгольским игом и разгулом деспотизма во времена опричнины Ивана Грозного, и в период Смутного времени, и в эпоху беспрерывных войн XVII столетия. Все трудности бытия воспринимались русским человеком в то время как наказание за грехи, поэтому у него сложилось своего рода мистическое отношение к действительности, на основе которого складывалась психология исихазма, установка на катарсис, молчаливое «очищение сердца» слезами.

Социоцентристский характер русского общества определял также отношение людей друг к другу. Основу этого отношения составляла антиличностная социальная установка и замещение понятия свободы в ментальности русского человека понятием воли, которые блокировали всякую индивидуальность, «незапрограммированную» активность отдельных людей.

Антиличностная установка «все как один» -порождала и запретительный агрессивный антиип-дивидуализм поведения, основу которого составляли корпоративная зависть и принцип уравнительной справедливости.

В русском культурном архетипе стремление «быть как все» трансформировалось в проблему «быть не хуже других», которая, с одной стороны, порождала завистливо неприязненное отношение к « высунувшемуся» собрату, к тем, кто « выше », и, соответственно, стремление сделать их «как все». С другой стороны,сострадание к тем, кто «ниже», стремление помочь им подняться до уровня «как все». В этом смысле русский стереотип «быть не хуже» резко отличался от западного, где «быть не хуже» порождал такую морально-психологическую установку поведения, которая ориентировала личность на то, чтобы стать лучше, выше преуспевающего соседа, что требовало прежде всего мобилизации собственного индивидуального потенциала.

Однако в процессе социализации человек не только овладевает общепринятой системой норм, ценностей и стереотипов поведения, но и осуществляет становление собственного «Я» как единичной, отдельной и особой сущности. Эту потребность в самореализации можно рассматривать в качестве другого человеческого стремления «быть личностью».

Если в российском культурном архетипе преобладало стремление «быть как все», то в западноевропейском — «быть личностью».

Сформировавшееся в ходе цивилизационной трансформации в XIV — XVII вв. западноевропейское общество было антропоцентристским, основу которого составили либеральные ценностные ориентации. В фокусе либерального мироощущения находится человек, его неповторимая и уникальная судьба, частная «земная» жизнь.

Либерализм это ощущение личной свободы и личной ответственности, расчет на собственные действия и собственную судьбу. Идеалом либерализма выступает человек-личность, гражданин, который не только осознает, но и жить не может без гражданских прав и свобод, прежде всего права собственности и нрава индивидуального выбора, то есть права на самого себя.

Стремление «быть личностью» является не только достоянием новоевропейской культуры, стержнем которой выступает радикальное понимание личности с присущей ей индивидуальной свободой ответственностью. Стремление к личной самоопределенности присуще и человеку социоцентрист-ского общества, но это порождает в нем внутренний конфликт между предопределенностью и свободой. Формами разрешения этого конфликта в России становятся «уход в пустынь» или «юродство в миру».

В житейском представлении юродство непременно связано с душевным или телесным убожеством. Это — заблуждение: есть, действительно, юродство природное, а есть добровольное, «Христа ради», и тогда юродство это есть пребывание «в подвиге ».

Юродство имеет две стороны пассивную и активную. Первая сторона, обращенная на самого юродивого, предполагала аскетическое самоуничижение, мнимое безумие, оскорбление и умерщвление плоти. Активная сторона юродства требовала «ругаться миру», то есть жить среди людей и обличать пороки и грехи сильных и слабых, не обращая внимания на общественные нормы приличия.

Таким образом, среди юродивых были не только душевно здоровые люди, но и достаточно образованные. Среди такого рода юродивых было много выходцев из церковной среды. Поэтому юродство в России приобретало зачастую черты ярко выраженного интеллектуального критицизма.